Советские ховли: типовой одноквартирный дом (Узбекистан)

Commentary
Советские ховли: типовой одноквартирный дом (Узбекистан)

Здесь мы рассмотрим общий феномен городского жилья в позднесоветской Центральной Азии (ок. 1960-1980-х годов). На первом изображении показана планировка типового отдельно стоящего дома на одну семью.  Типовые проекты были характерны не только для массовой застройки, но и для индивидуального строительства. Различные нормативные и законодательные акты, вводимые Советскими властями, поощряли стандартизацию, и были призваны повысить эффективность и снизить затраты при планировании и строительстве. За прием и утверждение типовых проектов отвечали центральные институты – т.н. ЦИТП, с головным в Москве и филиалами в столицах отдельных республик. В идеале по всему Советскому Союзу инженерам-проектировщикам на местах оставалось только выбирать из каталогов, где были представлены макеты для зданий всех типов (от школ до автобусных остановок). Хотя проекты индивидуальных домов иногда пытались адаптировать к местным условиям, в основном это сводилось к использованию разных строительных материалов. По планировке здания практически не отличались друг от друга. Типовые проекты квартир и индивидуальных домов предусматривали 2-3 комнаты с кухней и часто обходились без прихожей и коридоров.

Вопреки распространенному мнению, в городах Советского Союза строительство жилья не находилось полностью а в некоторых городах даже непреимущественно в руках государства. Неотъемлемой частью программы восстановления страны после Второй мировой войны стала поддержка индивидуального жилищного строительства и его законодательное оформление.  Постановления 1944 и 1948 годов обеспечили правовую основу для семей, которые планировали построить дом по собственной инициативе (и за свой счет). Они регулировали условия предоставления участков и специальных жилищных ссуд. Согласно этим постановлениям, человек мог строить, иметь в собственности, сдавать в аренду и даже продавать дом на определенных условиях. Максимальный размер дома был ограничен 5 комнатами или 60 кв. м. Владельцам не разрешалось использовать дом для получения т.н. «нетрудовых доходов», поэтому арендная плата не могла превышать максимальные ставки, установленные государством. Участок всегда оставался в собственности у государства. Эти ограничения были основаны на различии, которое советские правоведы проводили между «частной» и «личной» (или «индивидуальной») собственностью. Первая рассматривалась как капиталистическая форма собственности, служащая для накопления капитала и эксплуатации других людей. А индивидуальной собственностью считалось имущество, находящееся в личном пользовании, как одежда или мебель, плод собственного труда, то есть «честная», «заработанная своим трудом» собственность. Владение частным домом было таким образом сведено к его практическим и потребительским свойствам и приведено в соответствие с социалистической моралью.

В то время как индивидуальное жилищное строительство существовало на всей территории Советского Союза, Центральная Азия выделялась высокой долей частного городского жилья. На вершине общесоюзной статистики находился Узбекистан, где эта доля составляла 63,7% в 1960 году и 40% в 1981 году. Кроме того, частное строительство было менее известной, но не менее важной составляющей программы массового жилищного строительства, запущенной Никитой Хрущевым в 1957 году: индивидуальное строительство активно поддерживалось до 1962 года. В Центральной Азии, особенно в городах-оазисах, таких как Самарканд или Ташкент, со сложившимися традициями городской частной архитектуры, эта программа была встречена с особой готовностью: граждане стремились сами возводить свои дома, вместо того чтобы ждать, пока их предоставит государство. Так, территориальный рост Самарканда, после начала массовой жилищной кампании в 1957 году, стал результатом частного строительства в той же степени, как и государственного.

Как по всему Советскому Союзу, в Центральной Азии строительство на собственные средства характеризовалось высокой степенью неформальности. Официально любая семья, которая могла доказать, что живет в стесненных условиях, могла претендовать на участок, однако число желающих построиться постоянно превышало возможности города. При распределении участков приоритет отдавался тем горожанам, кого выселили в результате текущей перепланировки в центральной и исторической частях города. Растущие потребности в новых территориях могли быть удовлетворены только за счет передачи колхозных земель городу, что в свою очередь приводило к конфликтам между различными субъектами градостроительства и территориальных администраций. Всё это создавало предпосылки для всевозможных неформальных практик в сфере строительства, как, например блат или даже захват земли и сильно повлияло на структуру городов.

При этом частные дома в Самарканде или Ташкенте рассказывают нам не только о неформальной стороне жизни в Советском Союзе и о том, как в ответ на нехватку государственного жилья люди прагматично строили дома на собственные средства. Они рассказывают нам также историю специфическую для Центральной Азии и в нашем случае конкретно советского Узбекистана. Для того чтобы понять, какой след наложило на городской ландшафт подобное строительство по принципу «помоги себе сам», нужно исследовать базовые условия и материалы, а также традиции и технические приемы, характерные для конкретной местности. Например, во многих городах-оазисах Центральной Азии глина и её продукт - необожженный кирпич были дешевым и доступным строительным материалом, в отличие от таких городов, как Минск, где строительство частных домов сдерживалось нехваткой древесины. Кроме того, в Центральной Азии строители-частники могли опереться на технические навыки местных строителей и богатые тысячелетние традиции народной архитектуры. Кроме того, дома из саманного кирпича возводились с учетом потребностей местных семей, состоящих из нескольких поколений, для которых недавно сооруженные бетонные квартиры были либо недоступны, либо слишком малы. Построить частный дом своими силами можно было во многом благодаря местной традиции хашар – этот термин обозначал коллективную взаимопомощь внутри рода и общины. Примечательно, что в советский период идея хашара претерпела трансформацию и была включена в официальную риторику коллективного труда. Таким образом, внимательное изучение частного жилищного строительствa в Советской Центральной Азии, помогает понять различные формы и аспекты материальной и культурной гибридности в повседневной жизни этого региона. Также становится видна живучесть местных технологий в контексте советской индустриализации.

Однако самое интересное начиналась после того, как семьи, построив дома, въезжали в них. Если в местном муниципалитете удовлетворяли заявку на участок, семьи должны были строиться в соответствии с предписанной им стандартной планировкой (рисунок 1.). Поскольку советские каталоги типовых проектов домов не уделяли особого внимания региональным, климатическим или культурным различиям, жильцы часто сами вносили необходимые изменения, как показано на рисунке 2. С годами многие дома приобрели форму традиционных домов с двором посередине – так называемых ховли, в которых жилые комнаты окружали внутренний двор. По периметру участка постепенно возводили пристройки и небольшие строения, которые обеспечивали дополнительное жилое пространство для разных поколений живущих вместе, включая семьи женатых детей. Эти пристройки позволили местным, особенно мусульманским, расширенным семьям соблюдать принципы организации жилья, которые предписывали разделять частную и общественную сферу и выделять особое пространство для приема гостей. Эту трансформацию можно толковать как своеобразный ответ на советскую парадигму стандартизации и единообразия.
Исследователи уже не раз писали о том, как советская архитектура и городское планирование формировали (зачастую насильственно) образ жизни горожан в Средней Азии  изменяя городские структуры а с ними и практики социального взаимодействия. Индивидуальное и самостоятельное строительство из саманного кирпича и трансформация типовых домов, однако, показывают, как – в самом буквальном смысле – жители активно вносили свою лепту в формирование советских городских ландшафтов в Центральной Азии. В таких городах, как Самарканд, можно повсеместно найти следы этого малоизвестного наследия Хрущёвской программы жилищного строительства. Центральноазиатская народная архитектура, которую советские планировщики долго пытались изгнать из городского ландшафта, оказалась жизнеспособной не только в историческом центре города. Бум индивидуального строительства, вызванный массовой жилищной кампанией, привёл к тому, что ключевые характеристики этой архитектуры были воспроизведены и в новых кварталах, которые в большом количестве           возникали на окраинах города.

Дополнительная литература:
van der Straeten, Jonas, and Mariya Petrova. “Mud Bricks in a Concrete State: Building, Maintaining and Improving One's Own House in Soviet Samarkand, 1957-1991.” In Histories of Technology's Persistence: Repair, Reuse, and Disposal. Edited by Stefan Krebs and Heike Weber, 93–120. Bielefeld: transcript, 2021 (in print).
Petrova, Mariya. "Nah Am Boden": Privater Hausbau Zwischen Wohnungsnot Und Landkonflikt Im Sowjetischen Samarkand Der 1950er Und 60er Jahre. De Gruyter, 2020.
Stronski, Paul. Tashkent. Forging a Soviet City, 1930-1966. Pitt series in Russian and East European studies. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2010.
Marteau D’Autry, Christilla. ““Vyjdem Vse, Kak Odin! ‘Allons-Y Tous Comme Un Seul Homme!’: Ethnographie D’un Hashar National Dans Un Quartier De Samarkand, Ouzbékistan.” Cahiers d’Asie centrale, 19–20 (2011): 279–301.
Smith, Mark B. Property of Communists: The Urban Housing Program from Stalin to Khrushchev. DeKalb: Northern Ill. Univ. Press, 2010.
Andrusz, Gregory D. Housing and Urban Development in the USSR. 1. publ. London et. al.: Macmillan [et. al.], 1984.

Йонас ван дер Штратен - научный сотрудник Технического Университете Дармштадта, работает в проекте "Глобальная история технологий, 1850 - 2000", финансируемый Европейским Исследовательским Советом. Его текущие исследования посвящены темпоральности технологии, особенно в регионе Центральной Азии.

Мария Петрова является докторантом Института Региональной Географии имени Лейбница (Лейпциг, Германия). Тема её исследования «инфраструктура и политика общественного транспорта в постсоветском Узбекистане». До этого она проводила исследования по истории строительства и жилья в советском Самарканде (Узбекистан), в рамках проекта "Глобальная история технологий, 1850 - 2000" в Техническом Университете Дармштадта.